Второе измерение
– Чем лично для Вас стало участие в Афганской войне?
– Это было мое первое серьезное испытание и, пожалуй, прощание с безоблачной юностью. До 18 лет моя жизнь была связана только со школой и спортом. Максимум, куда я выезжал из Черкасской области, – в лагерь «Молодая гвардия», что под Одессой, и в Киев.
После школы я поступил в университет им. Тараса Шевченко, а окончив первый курс, сразу попал на войну. Тогда, в 1983 году, хотя и действовала военная кафедра, но многих первокурсников направили в армию, а некоторых и в «горячую точку».
– Помните, как узнали, что служить будете в Афганистане?
– До последнего момента мы не знали об этом. И только когда в учебке увидели вывеску «Приветствуем воинов-интернационалистов», все стало понятно.
– То есть Вас даже не предупредили?
– Офицеры, очевидно, боялись говорить правду, чтобы не деморализовать солдат. Нас собрали в Ашхабаде в специализированном подразделении, которое готовило сержантов. Подготовка длилась 3,5 месяца. Кстати, в фильме «9 рота» было много правдивых моментов из жизни молодых солдат. Например, большим «счастьем» для очень многих в нашем подразделении было… быстрее попасть в Афганистан. Потому что специфика «воспитания» солдат была далеко не этическая и не моральная. В этом подразделении происходила не столько подготовка людей к войне, сколько их деморализация.
– Но Вас хоть чему-то научили за эти 3,5 месяца?
– Да, кое-чему, конечно, научили – стрелять, бросать гранаты. Но все психологические навыки мы получали уже непосредственно в Афганистане. Например, как себя вести в «зеленой зоне», в кишлаках и т.д. Многие были не готовы к местному жаркому климату. Россиян из северо-западной части страны в Афганистан вообще не брали, ведь они просто не выдерживали температурного режима.
– Помните свои первые боевые впечатления?
– Война в Афганистане стала совсем другим измерением жизни. Первое время тебе кажется, что все это фильм, в который ты случайно попал. Организм работает в ускоренном темпе, так что сразу трудно понять весь этот «сюрр», беготню и стрельбу вокруг.
К сожалению, я быстро почувствовал новую реальность. Через несколько дней моего пребывания в Афганистане в нашей части погиб парень, и я должен был отправлять его домой. Это было чрезвычайное психологическое испытание.
«Мы помогали одной банде воевать против другой»
– В дальнейшем стычки происходили часто?
– Я служил не в Кабуле или Кандагаре, а возле небольшого кишлака Доши в 177-м Джабаль-Асараджском полку. Специфика нашей службы заключалась в ежедневном контроле безопасности движения и жизни в этом регионе. Я, как старший резервной группы (2 БТР-70), должен был защищать движение транспортных колонн, не допускать нападений и отвечать за проведение так называемых военных операций местного значения. Крупные же операции происходили в нашем районе примерно раз в полгода или год.
– А Вы участвовали в каких-либо специальных военных заданиях?
– Однажды нас задействовали в спецоперации, где мы помогали одной банде воевать против другой. То есть нашей задачей было прикрыть «своих» афганцев и после стычек с «чужими» обеспечить их лечение. Я отвозил раненых, этих временно «дружественных» душманов, в наш госпиталь. Тогда мне было очень трудно понять логику таких спецопераций. Ибо один день они были нашими врагами, а через некоторое время, тактически или ситуативно – уже друзьями.
Возможно, после этого я для себя окончательно определил свою миссию в Афганистане.
Возможно, после этого я для себя окончательно определил свою миссию в Афганистане.
– И в чем же она заключалась?
– Моя задача заключалась в том, чтобы защитить себя и своих друзей в этой чужой стране. То есть вернуться живыми и максимально здоровыми.
И дополнительное задание – наладить нормальные отношения с местным населением, которое так же, как и мы, стало заложником этой бессмысленной войны. Я следил, чтобы у «нашего» кишлака никто из своих не устраивал случайной стрельбы в сторону местных жителей. Под конец пребывания в Афганистане я немного изучил их язык – фарси. А также организовал спортивную площадку, на которой была возможность заниматься спортом и даже проводить волейбольные матчи с афганской народной милицией. На них приходили посмотреть и местные ребята, что свидетельствовало о доверии к нам.
И дополнительное задание – наладить нормальные отношения с местным населением, которое так же, как и мы, стало заложником этой бессмысленной войны. Я следил, чтобы у «нашего» кишлака никто из своих не устраивал случайной стрельбы в сторону местных жителей. Под конец пребывания в Афганистане я немного изучил их язык – фарси. А также организовал спортивную площадку, на которой была возможность заниматься спортом и даже проводить волейбольные матчи с афганской народной милицией. На них приходили посмотреть и местные ребята, что свидетельствовало о доверии к нам.
– А как объясняло руководство миссию Советской армии в Афганистане?
– Они обычно говорили так: «Понимаешь, если бы сюда не вошли мы, это сделали бы американцы». То есть это было некое «превентивное» опережение, которое нам стоило очень дорого.
Когда я в 1985 году вернулся в университет, и внутренне, и внешне я был уже совсем другим человеком, столь разительные перемены произошли со мной во время пребывания в Афганистане.
Родина встретила «сухим законом»
– Родные, наверное, очень волновались?
– Безусловно, ведь это была война. В своих письмах я использовал метод успокоения, который, как оказалось, не очень срабатывал. В них я писал только о хороших или нейтральных событиях: ходили на рыбалку, играли в волейбол, футбол и т.д. Ни единым словом не упоминая о реалиях военной жизни. Хотя трудно было выдержать это виртуально-сказочное измерение, поскольку в это время гибли солдаты, которых привозили и в Украину, и на мою родную Черкасщину.
– Совершались ли советскими солдатами преступления против местного населения?
– К сожалению, это имело место, хотя офицеры тщательно скрывали такие факты. Например, я неоднократно был свидетелем, когда на постах наш народ напивался, празднуя чей-то день рождения, и начинал обстреливать кишлак. Я не говорю, что это было нормой, но то, что обстрел мирного населения со стороны наших солдат периодически имел место, правда.
– Помните день возвращения домой?
– Возвращались домой долго. Нас немного подержали в Ташкенте. Там мы узнали, что в СССР ввели «сухой закон», поэтому отметить свое возвращение было нелегко. Когда я добрался домой, сразу поехал в больницу, где работала мама. Это была очень эмоциональная встреча. Уже вечером я имел продолжительную дискуссию с «дедами» – ветеранами Великой Отечественной войны.
– Какие комические случаи из афганской эпопеи можете вспомнить?
– Придя в Афганистан и установив там свои порядки, Советский Союз лишил местный народ вековой традиции многоженства, а «подарил» ему водку и русский мат. Однажды мне довелось побывать на свадьбе у знакомого афганца. Он очень старался сделать вид, что не нарушает светский закон об одной жене. Хотя одна уже у него была. Решение жениться снова он обосновал тем, что жена накануне была ранена. И в силу этого не могла полноценно выполнять свою женскую миссию и домашнюю работу. Мужчины же там почти ничего не делают, с утра до вечера просиживая в чайхане, вся домашняя работа исключительно лежит на женщинах. Исходя из этого, наш афганец был уверен, что его второе бракосочетание – абсолютно законно.
«До сих пор не понимаю определение «воин-интернационалист»
– Чем, по сути, была афганская война со стороны Советской армии – оккупацией или нет?
– Если говорить о решении ввести советские войска, оно было вопиюще безнравственным. Вместе с тем, эта политическая ошибка не ставит под вопрос мужество солдат, которые были брошены на эту войну и которые должны были в ней выжить.
Во многом это было оккупацией. В конце 1980-х годов я предложил журналу «Днепр» напечатать свою статью: «Мы были хорошими оккупантами». Я хотел рассказать те истории, которые происходили со мной и моими друзьями в Афганистане и, в частности, показать, что, хотя нас и заставили выступить в роли оккупантов, мы все же старались быть людьми.
– Наверное, не все воины-афганцы разделяли Ваше мнение?
– Моя позиция, конечно, вызвала шквал критики со стороны Союза афганцев, которая была закоренело прокоммунистической и партийной. Они тогда упрекали меня, что я дискредитирую афганское движение. Однако я остался при своем мнении и до сих пор не понимаю определения «воин-интернационалист».
– Известный историк Виктор Суворов однажды заметил, что те, кто воевал в Афганистане, должны покаяться перед афганским народом. Вы разделяете эту точку зрения?
– Не думаю, что это корректная постановка вопроса, ведь СССР на помощь все же позвали, пусть и не весь, но часть афганского народа. Другая проблема заключается в том, что Афганистан был и остается раздробленной страной с перманентной гражданской войной и межклановой борьбой.
Периодически эти кланы договариваются с различными странами о поддержке. Это означает, что теоретически мы можем извиниться перед клановыми группировками, против которых мы воевали на стороне других клановых группировок. Но за эти годы все так изменилось, что американцы теперь воюют со своими бывшими союзниками и нашими врагами.
Поэтому если говорить об извинениях, то этого заслуживают только простые люди – в данном случае как украинцы, так и афганцы, которые стали заложниками этой войны.
Майя ЗАХОВАЙКО, Владимир СОНЮК
